Как вообще можно представить подсознание? Где оно находится? Это же не дом, где есть первый, второй этажи и подвал. А под подвалом - бункер, где и храниться яйцо с иглой. Куда нужно послать мысленное сообщение, чтобы оно нашло адресата? Когда адресат - это я сама?
Кипел на кухне чайник. Сидели на полуголых ветках воробьи. Чирикали о своем, воробьином - им не было дела ни до моих побед, ни до поражений.
Если так будет продолжаться и дальше, то я не успею.
Три дня коту под хвост. Кто сказал, что следующие четыре будут успешнее....
А если не выйдет, что тогда?
В горле вставал комок.
Четверг.
Я умею переносить вещи.
Я УМЕЮ ПЕРЕНОСИТЬ ВЕЩИ!!!
Стоя в парке с пустым кулаком, я зло смотрела на забор. Ну, куда, к чертовой матери, постоянно пропадают бумажки - нарезанные специально для этой цели принтерные листки?
Что им, сложно остаться в кулаке? Чего им стоит перенестись туда же, где и я? Обязательно нужно пропадать на полдороге, испаряясь черт знает где? Вот что я должна делать?! Как еще себя убеждать?!
Шумел, глядя на мое перекошенное лицо, осенний парк. Капала из чащи вода. Стеной стоял лес, за которым виднелся забор и арка, ведущая в славный город Нордейл. Куда я могу так и не попасть, если не пройду тест.
Плыли над головой, ни о чем не подозревая, тяжелые осенние облака.
" Просто? Нет, это далеко не просто...." - Послышались в голове слова Дрейка.
Я сплюнула на землю.
А вечером притащила в свою комнату зеркало. Примостила его на стуле. Встала перед ним, будто собираясь декламировать стихи.
"Вьюга мглою небо кроет...." - Э-э-э.... Кхм... не то.
Нужно представить, что я - это не я. А на меня смотрит совершенно незнакомая уверенная в себе женщина, которая знает - да, ЗНАЕТ, что она умеет сохранять при перемещении в другой мир вещи. Только и всего. Вот сейчас она мне об этом и поведает. Тоном, не оставляющим сомнений. Надо просто послушать и поверить. Да - это не я. Это - она. Она умеет.
Я прочистила горло, выпрямила спину и расправила плечи.
Из зеркала на меня смотрела угрюмая русоволосая девушка, с поджатыми губами и решительным злым взглядом.
Оставалось три дня.
Пятница.
Работа в офисе спорилась. Солнце заглядывало в окна, пригревало спинку стула и отблескивало в кружке с чаем.
Монитор перед глазами терпеливо показывал какие-то строчки, дожидаясь, пока кто-нибудь на них посмотрит.
Может, как Валентина Олеговна, накопить денег и уехать на недельку в Шарм-Эль-Шейх? По-человечески, с аэропортами и самолетами, чемоданами и купальниками, которые не пропадают при пересечении границы. Отдохнуть, отогреться на песке, забыть о странностях в жизни?
Никто не упрекнет, все поймут, оценят загар, будут расспрашивать про впечатления. Привезти им открыток, бутылочек с песком и звякающих поясов для танцев живота, монеты с которых осыплются через пару часов. Но ведь монеты не важны, важно - внимание.
И на меня снова начнут смотреть, как на человека. На прежнюю Динку - веселую и любящую конфеты, живую, может, и скромно, но довольно, не мечтающую о всяких, там, далеких мирах.
Ручка выводила на тетрадном листе бессмысленные узоры, обрисовывала клеточки, выводила сердечки и ромашки.
Что же еще пробовать, чтобы, наконец, получилось?
Монитор отразил усталые глаза с залегшими под ними тенями.
Стрелка на круглых часах безостановочно ползла. Здесь время никогда не замирало. Ни на секунду.
2 дня до сдачи теста. И ни на полшага ближе к победе.
Суббота
Старенькое синее пальто с тонкой подстежкой почти сносилось и уже не годилось для похолодевших осенних дней, это было заметно невооруженным глазом. Но бабушка стабильно создавала видимость слепоты и глухоты к этому факту.
- Нет, купим что-нибудь потеплее, сколько можно в одном и том же! Сколько лет назад ты его покупала? Уже под рукавами протерлось, выцвело, воротник не поднимается, шею не закрывает. Мерзнешь и молчишь, не дело это. - Мама была непреклонна, по-гранитному непробиваема.
Таисия Захаровна уже не пыталась возражать, что, мол, "оно еще с годик прослужит", жевала губами, вглядывалась в ценник какой-то куртки, зажав подмышкой сложенную вчетверо холщевую сумку.
- Смотри, Наденька! Может, вот это? Дешевое....
Мама дотронулась до бордовой шуршащей ткани, пощупала, поморщилась, и тут же отняла руку.
- Нам не надо дешевое. Нам надо качественное. Там, смотри, дальше, зимние пальто продают. Может, подберем, наконец, замену.
Бабушка втягивала укрытую платком голову в плечи; было видно, что отдавать за вещь больше тысячи рублей (пусть и не своих) ей тяжело - пенсия-то всего-ничего,. А вокруг, будто насмехаясь над старческими сомнениями, с белых прямоугольников нагло взирали цифры шесть, восемь, пятнадцать, двадцать три.... Казалось, верхнего ценового предела не существовало вовсе.
Я плелась следом. Рассеяно передвигала ноги среди громоздящихся друг на друге разноцветных прошитых пуховиков, похожих на колбаски, пестрых блузонов и кофточек, спортивных штанов, носков, призывно натянутых на пластмассовые груди бюстгальтеров. Плавки для завершения комплектов прилагались. За отдельную плату, конечно.
Продавщицы курили, пили кофе, прихлебывали супы из пластиковых мисок и жевали тощие бутерброды с колбасой, продаваемые здесь же с тележки, косились жирно подведенными глазами на покупателей, а если кто-то задерживал взгляд на товаре дольше, чем на 2 секунды, кидались в атаку со словами "Ваш размерчик есть! Померим - проходите - вам точно подойдет - скидку сделаем...." Атакуемый шарахался в сторону, как шарахается интеллигент от неожиданно вынырнувшей из-за угла проституки - торговки фаркали, злословили вслед, и снова садились на нагретые пластиковые стулья, поджидая зазевавшихся.